Поздравляю вас с днем усекновения главы Иоанна Крестителя. А впрочем, с чем тут поздравлять?! Но у нас, христиан, принято поздравлять друг друга с решением лучших из нас, добровольно принять смерть во имя Истины.
Поэтому до христианства мы особо почитаем учителя Платона, Сократа, чьи последние дни, как я уже говорил, Платон детским языком описал в гениальных диалогах «Критон» и «Федон». Если вы еще не нашли время прочесть их, советую. Не пожалеете.
Но теперь – о «величайшем из рожденных», о Крестителе Господа. Вы можете себе это представить: творение крестило Бога, своего Творца?
Я, конечно же, ограничен в суждении на эту тему, так как, в отличье от западного христианства, и, тем более, расплодившихся от него различных деноминаций, у нас мирские не рассуждают на богословские темы, не будучи хотя бы сведущими в этой науке. И хотя мне пришлось изучать богословие, и это было самым интересным и волнительным из всего, что я изучал, я, как грешный мирской человек, осмелюсь всего лишь сказать пару слов об этом великом дне. А между тем, это самый большой день нашего бесчестия – как для мужчин, так и для женщин. Вспоминая этот день, мы должны представить себя не Иоанном Крестителем, которому мы недостойны завязать ремни на сандалиях, а Иродом, его женой и их четырнадцатилетней развращенной дочерью.
А фабула проста.
Ирод грубо нарушил Моисеев Закон, женившись на жене своего умершего брата Филиппа, а облаченный в верблюжьи шкуры Креститель Господа обличил в этом царя. Заточив его в темницу, Ирод заточил сам себя, так как из-за великой любви народа к Иоанну, не знал, как ему быть дальше.
Однако развратной жене не давала покоя живая совесть, пусть даже запрятанная в самое глубокое подземелье: во всех комнатах и залах дворца ей мерещилась тень величайшего святого, а совратитель Евы нашептывал ей план мести.
Вспомним пир в царском зале, беззаконного царя в окружении вельмож, для которых, как это бывает, «в этом городе всё дозволено». Ведь самое страшное непотребство совершается под хохот и крики знати, а не в застенке земного палача, всего лишь исполняющего их приказы за плату.
И вот, в апофеозе опьянения вином – уж нас вином точно не удивишь! – посреди зала с обольстительным танцем, обольстительно одетая, вернее почти раздетая, появляется подученная матерью дочь Иродиаты, Шломит, или, по-нашему, согласно Септуагинте – Саломея. Она пляшет с единственной целью: возбудить плотскую страсть в своём отчиме-дяде.
На пиру всё дозволено, браво, какая девочка! Как она танцует! Как красива! Танец заканчивается и вот, захмелевший и распаленный тайной похотью Ирод говорит своей падчерице и племяннице: проси всего, чего только пожелаешь, и я исполню это. Просьба наученной злейшей матерю четырнадцатилетней девицы (девицы ли?) звучит как гром среди ясного неба.
Никто не знает, что в этот миг происходит в пиршественном зале, хотя эта картина много веков подряд в центре культуры человеческой цивилизации.
Но ни шедевры Боттичелли, Мазаччо, Липпи, Паникале, Джотто, Гоццоли, Дюрера, Рембрандта, Караваджо и Тициана, ни перо Блока, Ремизова, Флобера, Малларме, Гьюисманса, Гейне, ни опера Рихарда Штрауса, написанная на пьесу Уайльда не в состоянии передать то, что увидит сердцем простой православный через окно иконы.
Как мы празднуем этот апофеоз бесстыдства, эту великую трагедию? Как нам отдалиться от вечно возбужденной темной элиты, считающей, что ей «всё дозволено», в чьём поведении нет ничего нового, и приблизиться к величайшему блаженству, заключенному в служении Истине?
Сами мы этого не можем. Все мы – та темная элита, которой «всё дозволено». Сколько среди нас таких, кто считает, что они не таковы, что они противостоят этим страстям, но, войдя из народа в тот пиршественный зал, и они становились как все, и они аплодировали пляске Шломит, или хотя бы промолчали, когда гром грянул с неба, не заступились за Истину, в страхе потерять должность, возможность оплатить кредит и прокормить детей.
Однажды во дворе одной из наших величайших святынь ко мне приблизился человек, почтенно приложился к моему плечу, долго расхваливал меня, а после попросил взять его в помощники. Это мне уже само собой не понравилось. Я спросил, как? Осведомился, что он может. Задумавшись, он ответил: «Могу кому-нибудь испортить жизнь». Да простит меня Бог, но я не думаю, чтоб этот человек, попав на пир обезумевшей от вседозволенности темной элиты, повел себя лучше того, что завтра произойдет в пиршественном зале Ирода. Но я и в себе не уверен.
Как же нам быть, где искать спасения? Каждый сам делает выбор. Но завтра тяжелый пост. Всего один день. Если каждый из нас, по мере своих сил, так отметит день нашего бесчестия, быть может, тогда нам поможет Тот, Кому подвластно всё: ведь сами мы не можем ничего кроме того, что делаем всю жизнь.
© Леван Васадзе.
? 10.09.2021
➡️ Перевод: Тамар (Тата) Котрикадзе
Recent Comments