Леван Васадзе – “Дневник Немощного”. XLI Глава. Неавторский перевод

«Не бойся, Георгий, Я с тобою!»

Недавно я осознал нечто ужасное: между двумя праздниками – днем памяти колесования великомученика Георгия Победоносца и днем его обезглавливания почти полгода. 10 (23) ноября особо отмечают только грузины, а 23 апреля (6 мая) весь православный мир. Здесь два чуда, и оба вызывают скорбь: первое – это, то, что деспот истязал Георгия более шести месяцев, а второе – что только Георгиане почитают это мученичество дважды, в его начале и в конце.

Православная иконография свободна от страсти, она обособлена от всего земного, потому что изображает мирскую жизнь святого в вечности. Поэтому мы должны видеть ту действительность, которую передает нам икона, не как совокупность страстей, а сообразно нашей совести и чуткости. Как они снимают с нас одежды, привязывают к колесу и начинают его вращать. Как кружится голова, как от страха задыхается наша плоть, как обрывками предстает перед нами картина приближения колеса к заточенным лезвиям, как соприкасаясь с ними мгновенно все сильнее и сильнее разрывается вращающаяся плоть. Соленый пот и несоленая кровь обжигают и холодят раны, плоть разрывается в клочья вся без разбора – от стоп ног до корней волос и ногтей на пальцах.

За что все это, Георгий, мой любимый предводитель, какую «ошибку» ты совершил, скажи, что «ошибся», возвращайся к богам Рима – Аполлону и Посейдону, Зевсу и Гере, Скамдросу и Артемиде, сядь у тронa и все земные сокровища окажутся у твоих ног.

Каким был мир эти шесть месяцев, Георгий? Быть может, осень и зима на востоке были протяжнее, золотые листья дольше плакали на деревьях и на земле, вода замерзала и таяла медленнее, луна наполнялась кровью, а солнце больше не красовалось? Может, вкус и благовоние куда-то испарились, как и радость жизни.

Вкус медовой тыквы уподобился вкусу соломы, вожженные смирна, ладан и фимиам не могли ничего облаговонить в дымчатой картине. После омовения в Иордане волосы девы больше не благоухали ни лавандой, ни сиренью и ни олеандром. Быть может, полевые цветки, «взросшие средь осенних холодов» трепетали не от холода, а от жалости, а орлы низко реяли, чтобы с близкого расстояния хуже видеть происходящее во дворце.

Быть может, граждане империи, не посвящённые в происходящее с тобой, той зимой и осенью больше обычного болели, плакали и горевали, чувствовали необъяснимую скорбь и воздыхали. Быть может, их младенцы чаще обычного, плача, просыпались по ночам, испуганные во сне еще не пораженным тобой змием и жалостливо прижимались к матерям. Быть может, избитые и плачущие на Рождество, весной растения больше не хотели расти на земле?! Опять плакала на берегу озера спасенная от змия дочь Селиния, царя Ласии? Или oна вовсе не знала, что учинил над тобой Диоклетиан, и беззаботно заливалась смехом в своем ониксовом дворце, тобою крещенная и просветленная?

Как измеряли твои мучения, Георгий? Раз в месяц? … Раз в две недели? Как они боролись с всевозрастающей в народе любовью и как они чувствовали, что чем дольше оставляли тебя живым, тем нужнее им было тебя сломить? Как тянули они дни твоего земного бытия и после каких мгновений твоих мучений посчитал деспот, что, даже если он тебя сломит, убийство твое все равно неминуемо, так как после всего происшедшего ты все равно не сможешь быть воеводой и его преданным слугой?

Обнаженный телом пред их глазами отторг ты занесенный над тобой меч деспота, распяли тебя на колесе мучений и бросили тебя на этом же колесе обессиленного, сочтя умершим. Но предстал ты перед ними в капище невредим телом, бросили тебя на три дня в обложенный камнем ров с негашеною известью, чтобы тайно навечно зарыть кости твои, и ты вновь явился перед ними исцеленным, били тебя воловьими жилами до тех пор, пока плоть с кровью не прилипла к земле, и исцелился ты, как и прежде, обули тебя в железные сапоги с вбитыми в подошву раскаленными гвоздями и гнали с побоями до темницы, и ты опять остался неврeдимым. Что думали обо всем этом Диоклетиан и Магнетий? Какое величайшее богохульство они совершали, когда просили тебя воскресить мертвых, и ты воскресил волхва, рассказавшего им о страданиях в гееннe и обратившегося на их глазах в веру Христа. Какие же адскиe глубины демагогии вынуждали их убеждать себя во лжи вновь?

Был бы Диоклетиан таким же упрямым, если бы царица Александра не обратилась в христианство в те месяцы с десятками тысяч других. Былa ли история землепашца Гликерия, у которого умер вол и который вместе с другими пришел к тебе в темницу, знаком для нас, грузин, Георгиан, твоих почитателей? Ведь вол – этот источник радости для земледельца (примечание переводчика: «ხარი» [хари] – бык. груз., «ხარება» [хареба] – радость, благая весть. груз.), и то, что ты вернул радость Гликерию, не было ли знамением для обращения грузин в христианство, как это сделал впоследствии и Гликерий?

Что есть превозмогание, Георгий? Каков ты? Какой у тебя голос? Как ты, столько раз истерзанный и исцеленный, обращался к своему мучителю в течение этих шести месяцев: с преклонением или с заботой, с гневом или с мольбой. И чему приписывали несколько раз услышанный с небес голос Спасителя, обращенный к тебе, в этом дворце слез?

Что тебе помогло выдержать, Георгий? Годами раньше во время первого гонения на христиан в мученичестве погибший отец ваш? Как вынесла все это овдовевшая мать твоя или твоя внучатая племянница Нино (примечание переводчика: Святая равноапостольная Нино, просветительница Грузии), которая была совсем маленькой и не знала, что через несколько лет должна была вступить на путь обращения Георгии в истинную веру. Или голос Христа, услышанный тобой после пыток в сапогах с железными гвоздями: «Не бойся, Георгий, Я с тобою».

Из устного предания, которое моему другу в детстве передала его бабушка, жительница Илори, знаю, что лет за десять до твоего мученичества, наверное, совсем еще молодым, стоял ты у нас со своим войском, в Илори. В дар местным жителям ты преподнес икону Господа, которой сам молился, горн архистратига и стрелу из твоего колчана.

Именно там и был основан один из первых твоих храмов в Грузии. Более чем через тысячелетие, во время Дидтуркоба – нашествия турок-сельджуков, там произошла одна история, которая очень похожа на те, как ты освобождал пленных и которую по своей глубине можно сравнить с историей Авраама, когда он был готов принести в жертву Богу Исаака.

Во время литургии в Илори, находясь в алтаре, священник услышал известие о том, что его сын был похищен тем утром турками из ближайшего леса. Святой отец не нарушил правила, не прекратил богослужения и полностью доверился Господу.

Со слезами на глазах, весь поседевший, предстал он перед прихожанами и обратился к ним с проповедью с амвона, причастил всех верующих, в глубокой скорби вышел из храма вместе с другими и изумился от радости, увидев плачущего и испуганного своего сына во дворе церкви.

Мальчик рассказал, что, когда похитители увозили его, вдруг появился всадник, порубал турок и обратил их в бегство. Затем посадил мальчика на коня, взлетел в небеса, опустился во дворе храма, погладил мальчика по голове, улыбнулся и сказал: «Не бойся, Господь любит твоего отца». Изумленный радостью, отец подхватил сына на руки и подвел его к алтарю, чтобы прославить Господа, а ребенок, увидев твою икону на стене, сказал, что это и есть его спаситель.

Неужели и тогда, когда обрадованный Диоклетиан опять ввел тебя в капище для поклонения идолам и когда от твоих слов все они разом сокрушились, а пораженная Александра призналась в своем христианстве, ты надеялся на то, что мучители обратяться в истинную веру и спасуться? Или же ты знал, что все, кроме молитв за них, было бессмысленно? Мы не можем простить друг другу даже малейшего злословия, а ты…? Что есть преодоление, Георгий?

Мое время ужасно, Святой Георгий, наверное, также, как и времена всех других. Мне говорят, что все ужасы впереди, но до этого… до этого, Георгий, чувствую своим недостойным сердцем, что стану очевидцем удивительного просияния моей Родины. Все, что делало меня счастливым, снова сделает меня счастливым, все, что наболело, будет объяснено. И я никогда не смогу вместить это также, как я никогда не смогу молиться пред тобою, так, как тебе подобает. Я настолько бессилен и грешен, что мне стыдно даже обращаться к тебе. Но ты не оставляй меня, Георгий, ведь ты никогда не оставлял своей родины – ни земной, ни небесной. И если в таких эллинизированных регионах картвельского мира как, например, Каппадукия, имя Георгий означало «мужчина из земледельческого племени», быть может, мы тоже будем вознаграждены в это ужасное время малой толикой твоего мужества.

Жизненный путь мой, путь солнца и луны, исполнен моим безрассудством и милостью и терпеньем Господа. Будь моим предводителем на этом пути, Георгий, потому что, несмотря на все грехи мои, я тоже Георгианин, желающий быть воином и, стыдящийся своей никчемности и доверившийся твоей деснице в моей службе Родине, и слава Всевышнему и за это!

14 февраля, 2013 г. Кикети

© Леван Васадзе

🗓 23.11.2021

➡️ Перевод: Меги Коберидзе

➡️ ქართული ორიგინალი: https://eri.ge/2021/11/24/%e1%83%9a%e1%83%94%e1%83%95%e1%83%90%e1%83%9c-%e1%83%95%e1%83%90%e1%83%a1%e1%83%90%e1%83%ab%e1%83%94-%e1%83%a3%e1%83%ab%e1%83%9a%e1%83%a3%e1%83%a0%e1%83%98%e1%83%a1-%e1%83%93-22/