Для меня очень тяжело и неестественно состояние, когда столько людей из-за постигшего меня недуга жалеют меня и по причине кончины моего отца высказывают мне свои соболезнования. Несмотря на мою глубочайшую благодарность всем, во время написания этого «Дневника», как только у меня появляются силы, я всегда стремлюсь выйти за пределы личного и обсуждать проблемы страны, так как считаю, что это очень нужное дело.
И все же смерть отца, мое двухмесячное сильнейшее истощение, по причине которого я не смог написать ни единой строчки, естественно, повлияли на мое решение после вынужденной паузы в первой же главе написать об отце и о моем состоянии. Сейчас я вновь вернусь к вопросам нашего общества.
В моей ситуации, когда все вокруг сотрясается, человеку трудно не задуматься о преходящести всего земного и не испытать скорбь и страх перед будущим, которых у каждого из нас и так достаточно в обычной жизни.
Когда человек размышляет о будущем, у него рождаются вопросы, на которые он по собственному опыту знает, что нет ответов. Но в это время происходит нечто худшее: человек в таком состоянии часто представляет себе только самое плохое и забывает бесчисленные случаи, когда Господь даровал ему гораздо лучшее, чем он сам ожидал или заслуживал.
Таким образом, горестные размышления о будущем не являются божественным действием и, несомненно, представляют собой ловушку от лукавого. Это хорошо знают святые отцы, и поэтому Мать-Церковь называет демона уныния одним из сильнейших, запрещает человеку впадать в отчаяние и нарекает это грехом.
Это величайшая забота и любовь к нам, ибо тем самым церковь напоминает нам о том, что мы сами забыли и о чем уже говорили здесь: в жизни каждого из нас есть много примеров неожиданного подарка, спасения, покоя и радости, и каждый из них является доказательством существования Господа и Его неутомимой заботы о нас.
Быть может, неправильно и то, когда человек совершенно беззаботен, что иногда характеризует беспечных грузин и когда он всю жизнь проводит в веселье и кутежах, но даже заботиться о ком-то я могу только в настоящем и переживания о будущем ничего не смогут изменить и, следовательно, лучше быть тружеником в настоящем, чем застывать в печали о будущем.
В настоящем я могу, по крайней мере на этот раз, вовремя посеять семена, в независимости от того, сколько таких промежутков времени я пропустил в прошлом, вовремя позаботиться о воспитании своего ребенка, вовремя приступить к работе, вовремя поддержать другoго человекa и подать ему руку помощи.
Эти циклы своевременных действий или, если угодно, ритмов лучше определяет деревня. Город имеет свои, вымышленные ритмы и циклы, неестественные и очень требовательные, а сельские находятся в непосредственной связи с природой и обязывают и заставляют человека быть их частью.
В течение последних трех столетий человечество, убегая от них и урбанизируясь, оказалось обманутым, особенно наш народ, который по своей сути представляет собой исключительно сельскую культуру.
Невозможность побега от самого себя особенно ужасающие масштабы приобрела в серединe прошлого века и привела к тому результату, который так мучает нынче каждого из нас.
Жизнь очень коротка, сиюминутна (прим. переводчика: «წუთისოფელი» [цутисопели] – в переводе: «сиюминутная, бренная жизнь, земная жизнь», от слов «цути» – «минута» и «сопели» – «деревня») и как только я это понял, сразу переехал жить в деревню.
И, хотя моя задача не касалась только моей семьи, я хотел использовать данные мне средства для создания среды, в которой выросли бы поколения, любящие деревню, и, несмотря на тяжесть и сложность этой задачи, я ни разу не пожалел o сделанном мною шаге. И дай Бог, чтобы я не ошибался в этом: я уже вижу плоды этого шага в лице поколений, воспитанных в нашей школе, хоть пока еще живущих в городе, но очень надеюсь на то, что заряд семейственности, желания быть с землей и работать на ней в них силен.
Единственный способ спасти наш народ заключается в пробуждении в нем желания деурбанизации и, в идеале, в возведении ее в ранг государственной политики. Но и без последнего у каждого из нас есть выбор: страдать от бесперспективности жизни в городе или переехать, или вернуться в деревню и там что-нибудь создавать.
На мой взгляд, выбор прост, ясен и очевиден, и чем раньше мы его сделаем, тем лучше будет для каждого из нас. Таким образом, читая это письмо, человек, разделяющий мое мнение, но не делающий действенный шаг в этом направлении в своей повседневной жизни, нe борeтся на этом пути и, следовательно, может считать, что совершенно напрасно соглашается со мной и зря тратит свое время на чтение данной главы.
На этом пути интересны оба семейных начала: и мужское и женское. Мужское по своей сути, если оно правильно осознает свою сущность, более склонно к сельской жизни, а женское, часто, наоборот. В случае с семьей такие решения невозможны без единогласия. В идеале женщина должна здесь подчиняться мужчине, но, в нашем урбанистическом матриархате, это зачастую довольно сложно. Что же касается молодежи, то нет сомнения, что город для каждого из них, пребывающего в возрасте блудного сына, является гораздо более увлекательной приманкой, чем родной дом в деревне, и почти каждый проходит через эту извилистую стезю, но, если у блудного сына нет отчизны, куда он может вернуться, чтобы спастись от своих грехов, где его ждут, у притчи о блудном сыне, которую Спаситель рассказывает своим апостолам, не может быть счастливого конца.
Таким образом, действия по восстановлению вечной и счастливой Грузии – вместо современной и несчастной Грузии, в которой мы сейчас живем, – зависят от решения каждого из нас: возьмем ли мы на себя бремя выборa, которое из бремени в случае осуществления обратиться в счастье для каждого из нас, вернем ли мы себе наше бытие, которое характерно для народа – земледельца, Георгианского народа и сможем ли мы соответственно упорядочить свою жизнь.
На этом пути еще с советских времен нас преследует один очень большой миф и мираж: в процессе обсуждения этого вопроса вегда слышится оправдательная сентенция, что государство посредством проведения соответствующей политики должно способствовать этому, т.е. возвращению населения в деревню.
Что может быть лучше, eсли мы когда-нибудь доживем до этого: это будет бесспорным признаком, того, что мы убили либеральную республику в Грузии и создали национальное государство, но это не главное. И подтверждением этому является то, как в советские времена, когда сельские условия были идеальными (в каждом регионе действовали различные предприятия по приему и переработке всевозможной продукции), грузины, заработавшие деньги именно на этом, стремглав бежали в город и при этом, чем больше денег было заработано человеком тем более «стремглав» он бежал в город. Подтверждает это и то, что и сегодня в нашей стране, несмотря на совершенно антисельскохозяйственную политику, люди других национальностей не покладая рук трудятся в регионах нашей страны, размножаются и занимают все новые и новые грузинские земли. Дай Бог всем блага и достатка.
Таким образом, можно безошибочно сказать, что урбанизация грузинского народа есть результат хищения его смысла, его Логоса, о чем я неоднократно писал и публично говорил.
На мой взгляд, в хищении этого Логоса, в превращении его из земeльно-сказочного в урбанистско-адский большую лепту внесла наша женщина. Ее заслуга состоит и в том, что в этом извращенном городском быту, в условиях утраты мужчиной своей функции, ей приходится на себе нести бремя обеспечения семьи. Таким образом, вполне возможно, что в этой тупиковой идеологии у грузинской женщины уже накопилась усталость и понимание того, что, может быть, жить в деревне лучше, чем мучиться в городе.
Наконец, о той свободе, которой, как флагом, размахивает либерально-урбанистская идеология, o свободe, которой, на самом деле, гораздо больше в деревне.
В городе человек рождается в матричной тюрьме и становится управляемой ею частичкой. То, что он считает собственными желаниями и вкусами, на самом деле не что иное, как запрограммированные коды, заложенные в его сознании с детства. Его привязанность к работе, к банкомату, к телефону и прикованность постмодерном человека свободной воли к другим ритуально-сакральным местам, по сути, гораздо сильнее, чем оковы любого вида рабства в истории человечества.
Даже свобода передвижения человека все больше ограничивается городской, антигуманной культурой: будь то пробки, пандемии, маски или что угодно еще. Это еще цветочки.
И запрограммированный homo urbanicus hedonicus, заключенный в эти оковы, своей зомбированной «волей» борется с остатками собственной свободы, с семьей, с традицией, с церкoвью, когда бьется в истерике и кричит: «Больше НАТО, больше ЕС, больше евроинтеграции в Грузии!»
И даже если бы эти лозунги не являлись пустыми, лишеными смысла и реальной перспективы, в действительности эти лозунги означают большее стремлениe к отрыву от деурбанизации, от земли, от человечности, большую прикованность и меньшую свободу.
Наш путь, наше будущее в деревне с переносом туда любых современных средств и видов деятельности. Грузия будущего должна быть страной множества уютных, живописных деревень, объединенных в одну ткань, которую украшают и люди разных национальностей и вероисповеданий тоже, ткань, узлом которой является семья, или «комли» (примечание переводчика: „კომლი“ [комли] – община, которая занимается общим домашним хозяйством), или «куамли» (примечание переводчика: „კვამლი“ [квамли] – дым) как сказал бы наш предок.
Дым, который в сумерках струится из очага такой семьи, где родители и дети собираются вокруг семейного очага и, если повезет, чествуют любимых гостей, где вместе с беззаботным смехом детей слышится многоголосное пение утомленных дневным трудом и преданных другу другу супругов, вместе переносящих невзгоды и готовящихся к переходу в вечность, в глубочайшей культуре, которую мы унаследовали от Бога.
© Леван Васадзе
🗓 26.01.2022
➡️ Перевод: Меги Коберидзе
Recent Comments